На бетонный забор приземлился пушистый комочек. Это был маленький воробей. Он только недавно вылетел из своего уютного гнёздышка, но уже считал себя взрослым. Но мама-воробьиха так не считала. Она неусыпно следила за ним, учила жизни. Ей часто приходилось летать за кормом, и только в это время воробей Стёпка, а так звали её сына, был по-настоящему свободен. - И чего это она всё кормит и кормит, как будто я голодный, - так размышлял Стёпка и поглядывал по сторонам. Рядом на заборе скакали и просто сидели другие воробьи. Они частенько смеялись над ним и кричали: «Маменькин сынок, маменькин сынок!» Они считали, что он без мамы жить не может. Стёпка сильно переживал от насмешек и бросался в бой, но воробьишки спрыгивали с забора и, расправив уже окрепшие крылья, улетали в лесной питомник, где всегда решали вечную проблему: кто из них самый сильный. А Степка не мог лететь за ними, его крылья ещё не окрепли, через перья проступал желтоватый пух, а в углах клюва была видна яркая жёлтая каёмка. Но Стёпку это не смущало: «Погодите у меня, я вам ёщё покажу! - грозился он, - Просто мне неохота лететь. Здесь на солнышке и тёплом заборе лучше, чем там, куда вы улетели». И Степка, негодующе почирикав, постепенно успокаивался, но ненадолго. Он начинал беспокойно поглядывать по сторонам - мать воробьиха долго не появлялась. - Да мне и не хочется кушать, пусть себе летает, где ей надо, - я сам могу себя прокормить, - так размышлял Стёпка, поглядывая вниз, туда, где жили две собаки. У обеих собак были собственные дома. Большая собака жила в большой конуре, а маленькая – в маленькой. Рядом с ними стояли чашки с едой. Собаки были привязаны железной цепью к проволоке и бегали вдоль неё. - Надо будет, я возьму и спущусь к этим псам, и поем из их чашки. Подумаешь, собаки, ничего в них страшного нет. Надо только дождаться, когда они улягутся спать в свои домики, - так размышлял Стёпка, глотая слюнки. Он сильно проголодался, но не подавал вида. В это время к собакам спустились две вороны. Они, поглядывая по сторонам, подошли к чашкам с собачьей едой. Вдруг из большой конуры выскочил рыжий пёс по кличке Чубайс и на лету схватил одну из ворон за хвост. Ворона громко закричала и вырвалась, оставив хвост в его зубах. Чубайс выплюнул перья и, громко рыча, стал рыть землю лапами. А другая собака осталась лежать в своей конуре, она даже не пошевелилась. В этот день около чашек с едой дежурил Чубайс. А завтра чашки будет охранять Сёмка. Сёмка, конечно, видел, как Чубайс чуть не поймал ворону и в полудрёме подумал: «У меня бы не ушла», - затем он снова закрыл глаза. Скоро он видел сон. Он дёргал лапами, тихонько лаял и рычал. Наверное, во сне он уже охранял чашки от непрошенных гостей. В это время прилетела воробьиха. Во рту она держала жирного мотылька. Стёпка сразу подскочил к матери и открыл рот. Только воробьиха поднесла мотылька к его клюву, как из соседнего питомника раздались крики: «Маменькин сынок, маменькин сынок!» Стёпка взъерошил перья, повернулся в сторону питомника, где сидела стайка воробьишек, и возмущённо зачирикал: «Вот погодите, доберусь до вас, сами вы маменькины!» Он повернулся к воробьихе, и она сунула мотылька в его раскрытый от возмущения клюв, но Стёпка ловко увернулся. Мать громко и часто зачирикала. Ёё слов Стёпка не разобрал, так как мотылёк мешал ей говорить. Наверное, она говорила, что мотылёк очень вкусный. Но Стёпка не забыл про насмешки своих более старших товарищей и закрыл клюв крепко-накрепко. Мать громко возмущалась, держала мотылька прямо перед носом Стёпки, но он оставался непреклонным. Но голод не тётка. Он широко открыл рот и затрепетал крылышками, давая понять воробьихе, что готов съесть мотылька. Но тут с соседнего питомника снова раздались крики воробьишек: «Маменькин сынок, смотрите, Стёпка - маменькин сынок!». И Стёпка снова закрыл рот. Возмущения матери не было предела. Она взлетела и направилась в сторону липы, где, устроившись на цветущей ветке, намеревалась уже сама съесть мотылька. Стёпка бросился за нею. К радости матери, теперь летел он ловко и быстро. Оказывается, Стёпка уже мог летать, только боялся. Здесь, в густой кроне липы Стёпка выхватил мотылька из клюва матери и ловко проглотил. Мать сразу улетела искать новую порцию корма для своего любимого сына, а Стёпка решил разобраться со своими обидчиками. Он чирикнул и полетел к питомнику. - Кто тут кричал «маменький сынок»? - сказал Стёпка, взъерошив перья и распустив крылья, - признавайтесь сейчас же! Но воробьишки не отвечали: к ним прилетели родители и кормили их разными букашками и червяками. - Маменькины сынки, маменькины сынки, - закричал Стёпка. Но ворбьишки не обращали на его дразнилку никакого внимания. - Подождите, вот улетят ваши родители, тогда я вам задам, маменькины сынки. Но тут он увидел, что на забор прилетела его мать, она принесла червяка. Стёпка сорвался с ветки и, резво махая крылышками, полетел к ней. Подскочив к матери, он раскрыл клюв, чтобы принять корм, но с соседнего лесного питомника раздались крики его товарищей: «Маменькин сынок, маменькин сынок!» Стёпка держал червяка и пытался что-то прочирикать в ответ, но червяк крутился в его клюве и мешал говорить. - Подождите, сейчас вот проглочу червяка, тогда я вам задам, - думал он, - сами вы маменькины сынки. |
Что, что? - спрашивала его воробьиха-мама.
Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал: - Чересчур черна, чересчур! Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался: - Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его: - Чив, чив! А Пудик глотал букашек и думал: " Чем чванятся - червяка с ножками дали чудо!" И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал. - Чадо, чадо, - беспокоилась мать, - смотри - чебурахнешься! - Чем, чем? - спрашивал Пудик. - Да не чем, а упадешь на землю, кошка - чик! и слопает! - объяснял отец, улетая на охоту. Так всё и шло, а крылья расти не торопились. Максим Горький. «Воробьишко» |
< < Детство || «Сказки дедушки» (сборник сказок)> >