Поколению 60-х довелось пережить немало «сложных времен». Каждый раз, когда случались кризисы, обмены или путчи, они сжимали кулаки, но становились все крепче.

В кризис надо не работать, а отлеживаться

"Мой район", 20 марта 2009 | Галина Земзюлина-Прохорова, временно безработная, осваивает новую специальность

Когда в конце восьмидесятых мы с мужем закончили вузы и у нас на руках уже был чудесный карапуз, отменили «распределение». Для «поколения пепси» поясняю: «распределение» – это когда государство гарантирует тебе рабочее место и плохонькую крышу над головой.

Что делать, если нет ни работы, ни жилья, ни денег? Вернуться в родной Урюпинск невозможно: само название наших специальностей там звучало, как что-то возвышенное и недоступное… Муж был специалистом по канализации и водоснабжению, а я – режиссером массовых праздников.

Самые массовые праздники на нашей малой родине были майские: днем сажали картошку, а вечерами пили из нее, родимой, самогон. Запивали самогон водичкой из колонки во дворе, считая, что это и есть высшее достижение водоснабжения.

Мы решили остаться. Неделю втроем жили на Московском вокзале (я с сыном в комнате матери и ребенка). Наконец, муж стал счастливым обладателем работы в «Водоканале», лимитной прописки и комнаты в общаге!

Все, в том числе и кризисы, было у нас впереди. Первое подорожание мы воспринимали даже оптимистично. Зато многое появилось в магазинах! Муж говорил: «Надо столько работать, чтобы некогда было тратить заработанное».

И он работал… сутками. Ночами грузил вагоны и «бомбил»… Я вымыла все унитазы города – увольняли, когда узнавали, что я хожу на работу с ребенком. Днем – репетиции, вечером – унитазы…

Потом муж ушел в бизнес: сначала в брокерскую контору, потом в строительство – «евроремонт» было хорошо оплачиваемое слово. У нас появились деньги и проблемы с милицией.

Мы поменяли с доплатой пять коммуналок, прежде чем оказались на своих отдельных метрах. В коммуналках было все: клопы и тараканы, сосед алкоголик, замки на шкафах, дежурства и злоба за то, что смогли вырваться из ее тесных коридоров.

В девяностых театр стал не нужен обществу. И я пошла работать менеджером по продажам. Через два года мы с коллегой открыли свое производство.

Каждый раз, когда случались кризисы, обмены или путчи, мы сжимали кулаки, но становились все крепче.

Когда мы пережили август 98-го, у меня началась эйфория… Хотя не помню, спала ли я тогда? Семью никто не отменял, а в голове все время: где взять деньги на зарплату людям, ответственность за которых я ощущала на физическом уровне…

Но мы выстояли! Я всем тогда говорила: «Видите, хорошо, что мы не уехали из страны. Мы сохранили производство, и государство обязательно это оценит!» Как я была наивна.

За годы «благополучия» мы с мужем два раза съездили в отпуск. На Волгу и в Абхазию, а не на Мальдивы и Канары… Закусив удила, мы все надеялись, что вот-вот нас перестанут додавливать налоги, проверки и «откаты».

Муж не выдержал первым. Инфаркт. Обширный. Две неудачные попытки шунтирования. В больнице он сказал мне, что хочет попробовать простой человеческой жизни: вместе поужинать и пройтись по вечернему городу, посмотреть кино и посидеть на рыбалке…

Проплакав всю ночь, я решила уйти из бизнеса. Станки продали по дешевке… Денег хватило на год… Но он был у нас – этот год!

Я вновь стала работать. Но теперь «на дядю» и от «звонка до звонка». На учете каждые 100 рублей. Зато мы остро ощутили, что мы семья, и кинулись устранять дефицит общения.

Вечерние посиделки за чаем не пропускал даже сын, часто отказываясь от встреч с друзьями. Мы вновь испытали подъем, но, боясь спугнуть тихое счастье, не говорили никогда об этом.

Однажды муж сказал мне, что умрет, доказав лишь простую банальность: за крышу над головой в нашей стране надо положить жизнь. Я плакала на улице, сказав, что ушла к подруге…

Этой осенью работы стало мало, я опять скатилась к схеме «оклад плюс проценты». Страх перед будущим накатывал с такой силой, что я, преодолев «совковые» комплексы, обратилась в психоневрологический диспансер. За моей спиной оказались муж, сын, мои родители и его старенькая мама.

Я знала – чтобы выжить, надо прыгнуть через голову, растолкать всех локтями, проявить смекалку и много чего еще. Но в декабре уволилась, шокировав всех заявлением: «В кризис надо не работать, а отлеживаться. Иначе себе дороже». Неужели это весь мой жизненный опыт?!

Да и старшее поколение это проходило.

Например, я попал под сокращение в конце 1987 года, когда "интенсифицировали" науку. До 1989 переспециализировался, а Тане пришлось учительствовать на полторы-две ставки. Потом многократно менял работу, профессию, место жительства. Бывало, только разживёшься шабашкой или грантом, только начнёшь становиться на ноги, — снова накроет волна перестройки: в 1991, 1993, 1998 годах. Наконец, вышел на пенсию, занялся интересным, пусть и некормящим, делом. Не высовываюсь. Действительно, иначе себе дороже.

А поколению 60-х, у которых дети помоложе, досталось ещё горше. Толковые, но невороватые специалисты шли торговать в палатки, на рынок, ездили челноками в Турцию, Китай и Польшу, чтобы перепродать ширпотреб и заработать на кусок хлеба. Зародился частный бизнес, — и его в августе 1998 подкосили экономическим кризисом. Именно в смутные 90-е годы в России поменялась полярность, и женщины ринулись спасать свои семьи, взяв на себя функции добытчиц мамонтов.

После короткой передышки 2000-х годов этот же путь, видимо, придётся повторить и поколениям 70-х и 80-х, расслабившимся от относительного благополучия. Старшие делятся с ними жизненным опытом: семьи неустойчивы, когда "стоят на одной ноге". Да только мало кто вслушивается в "Ценные советы в условиях кризиса". Как говорится, "умные учатся и на чужом опыте, а все остальные — только на своём".

Главное - не отчаивайтесь от временных неудач. Хорошо живёт тот, кто и в бедности богат.

С наилучшими пожеланиями, iDad (Дед-Интернет:)), 2009-2011

Хостинг от uCoz